Весь мир — бардак, все люди — бляди.

Я не создан для этого мира, где стоит только выйти из дому, как попадаешь в сплошное дерьмо.

Как приятно впадать в безнадежное отчаяние. Это дает право дуться на весь мир.

Чем дальше, тем больше убеждаешься, что в нашем мире серьезно смотрят только на легкие вещи и легко только на вещи серьезные.

Наше исчезновение с лица земли произвело бы на Природу не больше впечатления, чем исчезновение одного из видов кур или кроликов, не так ли?

В литературе говорится: «О вкусах не спорять. Если подразумевается, что никогда не стоит спорить с человеком о том, каков его вкус, то это глупость; если же под этим подразумевается, что среди вкусов нет ни хорошего, ни дурного, то это ложь.

Самое страшное в пошлости — это невозможность объяснить людям, почему книга, которая, казалось бы, битком набита благородными чувствами, состраданием и даже способна привлечь внимание читателей к теме, далекой от «злобы дня», гораздо хуже той литературы, которую вы считаете дешевкой.

Мы теперь хорошо понимаем: любой характер, любой тип в литературном произведении должен представлять собой сплав всякой фальши — только тогда он понравится публике.

Недостающую глубину мысли можно компенсировать ее длиной.

Только кончая задуманное сочинение, мы уясняем себе, с чего нам следовало его начать.

Любопытная жизнь у литератора. При появлении каждого тома — страх перед чем-то неприятным; каждая вышедшая в свет книга — опасность. Боишься, что успех будет недостаточный, а если он оказывается слишком велик, — боишься преследований.

Человека можно узнать по тем книгам, которые он читает.

Подолгу стаивал Васисуалий Лоханкин перед шкафом, переводя взоры с корешка на корешок. По ранжиру вытянулись там дивные образцы переплетного искусства: «Большая медицинская энциклопедия», «Жизнь животных», пудовый том «Мужчина и женщина», а также «Земля и люди» Элизе Реклю.

«Рядом с этой сокровищницей мысли, — неторопливо думал Васисуалий, — делаешься чище, как-то духовно растешь».

Придя к такому заключению, он радостно вздыхал, вытаскивал из-под шкафа «Родину» за 1899 год в переплете цвета морской волны с пеной и брызгами, рассматривал картинки англо-бурской войны, объявление неизвестной дамы под заглавием: «Вот как я увеличила бюст на шесть дюймов» — и прочие интересные штучки.

Дураки и безумцы — вот два разряда поклонников, которых писатель имеет при жизни.

Чтобы изучить Ибсена, выучился по-шведски, потратил массу времени, труда и вдруг понял, что Ибсен неважный писатель; и никак не мог понять, что ему теперь делать со шведским языком.

Всякий рано или поздно попадает на свою полочку.

Какое наслаждение уважать людей! Когда я вижу книги, мне нет дела до того, как авторы любили, играли в карты, я вижу только их изумительные дела…

Любовь — это грубое преувеличение между одним человеком и всеми остальными.

Любовь — это поэтическое выражение полового влечения.

Любовь — это когда тебя одолевает желание… но такое… хоть подыхай… чтобы тебя пожелали…

Любовь — единственное чувство, в котором все истинно и все лживо; скажи о ней любую нелепость — и она окажется правдой.

Любовь — неистовое влечение к тому, что убегает от нас.

Любовь — большая помеха в жизни. С ее помощью заполняются тюрьмы и дома для умалишенных.

Хроника любовных страстей легко прослеживается в протоколах комиссара полиции.

Любовь! В каких только безумствах не заставляешь ты нас обретать радость…

Любовь — это мелкая кража, которую удается совершить природному порядку вещей у порядка общественного.

Истинная любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но мало кто ее видел.

Любовь — как прилипчивая болезнь: чем больше ее боишься, тем скорее подхватишь.